Ирина Кудесова: «Текст — это живая материя»

Ирина Кудесова — писатель, переводчик и журналист. Вот уже 15 лет она живет во Франции, но пишет исключительно на русском. В октябре вышел новый роман Ирины Кудесовой «Коклико. Дневник Лили» — о девушке, ищущей себя, которая влюбляется во властного мужчину, а он лепит из нее женщину. За этой, на первый взгляд, сентиментальной историей скрывается замысловатый сюжет, где смешались страны и люди, парижский шик, испанская страсть и русская душевность. Между строк можно разглядеть отсылки к Набокову и скандальным «Пятидесяти оттенкам серого», но вряд ли кому-то придет в голову упрекнуть автора в злоупотреблении жанром «эротическая проза»: откровенные сцены в «Коклико» необходимы для личностного роста героини, танцовщицы фламенко, которой нужно познать все тонкости любви, чтобы стать мастером.
Как русскому писателю выжить за рубежом, о чем писать и как относиться к критикам женской прозы, Ирина Кудесова рассказала Woman on Top.
- Ирина, кем вы мечтали стать в детстве?
- Мечтала быть «придумывателем историй». В школе написала свой первый опус – про знаменитых четырех мушкетеров, которые попали в наш век. Вообще, тема передвижения во времени меня сильно занимала тогда, и я даже пристреливалась к сюжету про Петра Первого, которого занесло в СССР: своенравного царя возили на «Запорожце» (у отца был «Запорожец»), а тот поражался прогрессу… и главное, вел себя прилично, потеряв всякую власть. Что вы хотите, ребенок был травмирован романом Алексея Толстого. Кстати, меня беспокоило, что Петру при его росте в «Запорожце» пришлось бы несладко.
- Как вы оказались во Франции?
- Я получила грант на перевод пьес Натали Саррот, и произошло это удивительно вовремя, потому что мне «до печенок» хотелось пожить в Париже. Язык я учила еще в спецшколе, и многое у меня было связано с Францией… виртуально. Я пожила тут и не разочаровалась.
- Скучаете по России?
- Скучаю ли по России? Россия – это мои друзья. А они остались со мной, просто переместились в Skype или в Facebook.
- Что вам нравится и не нравится во Франции?
- Нравится всё – начиная от горгулий на соборах и заканчивая вежливостью, которую, кстати, многие русские называют лживой. Но она явно лучше искреннего хамства. Большой минус жизни здесь – трудно сходиться с людьми… если делать это по-настоящему… по-русски, скажем так. У французов, которые меня окружают, друзей толком нет. «Сложности» тут в основном административные… ну и финансовые. Но ведь уезжая в чужую страну отдаешь себе отчет, что там тебя не ждут…
- Вы живете за границей, но пишете на русском, почему?
- Настоящие тексты – то, что называется литературой – можно писать только на родном языке, я уверена в этом. Мы видели, конечно, исключения, но… это исключения. А до французского читателя добраться не так легко, местным издательствам перевод в копеечку вылетает, и они не спешат связываться с текстами «инородцев». Поведем на них атаку с новым романом «Коклико», посмотрим, кто – кого.
- Есть ли какая-то разница между «быть писателем в России» и «быть писателем во Франции»?
- Такое ощущение, что писатель во Франции как-то лучше себя ощущает, чем его собрат в России, чисто психологически даже. Когда видишь, что есть люди, готовые купить твою книгу за 20 евро, то жабо само распушивается. Ходишь такой весь красивый с жабо, чувствуешь себя писателем, все такое. В России же многие пасутся на пиратских сайтах, и оттого думаешь с ужасом, выпуская новый роман: вот ведь выложат же… Ощущение полного неуважения к твоему труду, на который ушло несколько лет.
- У вас «классическое» писательское образование – в частности, Литинститут имени Горького. Как вы думаете, нужно ли вообще учиться на писателя?
- А вот не знаю. Тут уж как посмотреть – если исходить из мысли, что писатель – это профессия, то я бы вам ответила: да, автору надо иметь определенные навыки. Но если мы утверждаем, что писатель – это человек искусства, тогда речь идет прежде всего не о навыках, а о таланте и об этом проклятом «я так вижу».
- Писательский труд требует определенной самодисциплины. Как найти время на творчество среди множества других важных дел?
- Да, но творческие люди зачастую абсолютно не(само)дисциплинированы. Днем я делаю то, что не требует вдохновения. Пишу ночью. Наутро в зеркало лучше не смотреть: рискуешь увидеть в нем подравшуюся ворону, потерявшую половину перьев… Так что воруешь время у сна, у близких, и развлекаешься нечасто, но вот это огорчает меньше всего.
- Что вас вдохновляет как автора?
- Ну, меня вдохновляет все то, что позволяет идти вперед… внутренне. Одна моя знакомая сказала – да у тебя все книги об одном… в общем, да: о необходимости сделать шаг вперед, переступить через себя, вырасти, стать сильнее. Об этом можно бесконечно говорить. И нужно. А идеи берутся как-то сами собой, отовсюду понемножку. Какие-то вещи я ищу сознательно, потому что предварительная работа перед написанием романа огромна, хоть этого и не видно.
- Как вы пишете: составляете план или работаете «вслепую»?
- Нет, план я составить не в состоянии. Да и потом, текст – это живая материя, любой план быстро отправится в мусорную корзину. Конечно, я знаю, когда цепляю буковки друг за друга, куда и зачем иду, но вот это же хрестоматийный пример – когда Пушкин написал, что Татьяна финт выкинула, замуж вышла. То есть, персонажи и правда порой начинают жить своей жизнью, и в этом есть несказанная прелесть: проснешься утром в состоянии вороны, проигравшей бой, и вспомнишь, что твой герой все бросил и прыгнул в самолет на ближайший рейс. Как сказал Борхес, то, что человек пишет, должно выходить за рамки его намерений… именно в этом таинственность литературы.
- Критика — это хорошо или плохо?
- Я панически боюсь всяких повторяющихся слов, опечаток, прочей ерунды. Несоответствий каких-нибудь, хотя я все дотошно проверяю. Помню, Дэна Брауна обвиняли в полном незнании Парижа, у него герои куда-то ехали на машине долго, хотя место было в двух шагах. Даю почитать свои произведения маме, но увы – она атакует совсем другое в тексте. Из последнего романа «Коклико. Дневник Лили» она потребовала «вылить всю сперму», но я не вылила, нет. Не вылила. Бесилась, конечно. К неконструктивной критике отношусь плохо. А конструктивную ведь еще поискать.
- Женская проза — это почти диагноз, даже если она очень качественная. Влияют ли на вас эти стереотипы?
- Я как раз от них очень страдаю. Если твоя фамилия заканчивается на «ва» или «на», значит, и книга твоя – «сироп». Иди, доказывай, что не баба. А все из-за дам, которые строчат любовные романы в неимоверном количестве и обесценивают само понятие «написанное женщиной». Трудно такому стереотипу не сложиться. Но как с этим быть, не знаю. Ты пишешь роман пять лет, а тебя сравнивают с тетенькой, навалявшей свой опус за три месяца. Сравнивают, не открыв твоей книги.
- Кто ваша типичная читательница?
- Я думаю, мы пишем для себе подобных. Я отражаюсь в своих читателях, а они отражаются во мне. Я как бы немножко они, а они – немножко Ира Кудесова. Именно – «Ира», потому что со «своим» читателем автор на «ты» и на равных. И через текст он обращается всегда к тебе настоящему, глубинному. От хорошего текста не надо защищаться. Его можно только полюбить или отложить, если не пробило.
- Написание книг для вас – это главное дело в жизни, способ заработка, самовыражения, что-то еще…?
- Наверно, это моя форма существования. Я медленно пишу, я все это проживаю, я… просто нашла для себя альтернативную реальность, которую каждые несколько лет выдумываю заново.
- Сегодня очень многие люди что-то пишут и называют себя писателями. Как вы к этому относитесь?
- Плохо отношусь. Мне вообще кажется, что писатель – это ну, Достоевский. А что я? Хотя и несколько романов уже опубликовано. Но мне все кажется, нет, этого недостаточно, чтобы такие слова на себя напяливать. При этом сколько уже видано: написал какой господин безграмотное нечто, и самопровозгласился, писатель от слова «пишу». Что пишу – уже неважно. Кто имеет право себя писателем называть? Тот, кто способен делать текст осязаемым. Запахи, звуки, звонкие диалоги. Структура текста. Смысл – без него никуда. И главное – живое. Оно должно быть живое всё.
- Что вы посоветуете женщинам, которые чувствуют, что у них есть литературный талант, с чего им начать свою писательскую карьеру?
- Могу сказать, с чего начинать не следует. Не пишите о себе. Это главная ошибка тех, кто стремится «в литературу». Нет, я прекрасно понимаю: поначалу не о своем – это трудно. Но все-таки, попробуйте.
- Если не писать о себе, то о чем тогда писать?
- О том, что для вас важно – но так, чтобы это было важно не только для вас. Иначе легко скатиться в «женскую» литературу в худшем смысле слова – в частную историю, после прочтения которой внутри остается пустота.
- В одном из интервью вы сказали, что у главных героев вашего нового романа нет реальных прототипов. Что вдохновляло вас при его создании?
- Я начала «Коклико» лет 12 назад, в бунгало на маленьком острове в Тайланде. Там ничего не располагало к тому, чтобы погрузиться в текст, рассказывающий историю девочки из Марселя. Пляж, белый песок, вода прозрачная, в ней рыбы всякие, звезды морские. «Ресторанчик», где делали сумасшедшей вкусноты банановые оладьи. К нам в гости приходил олененок, и я кормила его с руки печеньем. В дорогу я взяла «Лолиту» Набокова, перечитать. Ну вот с Набокова все и началось. Первую главу – дневник главной героини Лили – я написала от руки в блокнотик, одним махом, это обрушилось на меня, как ведро теплой воды. Я просто записывала… и улыбалась.
Продолжение последовало не сразу. Я долго жила с этой первой главкой, пропитывалась ощущением – вот как это: любить недоступного человека… того же Набокова. Я закончила роман «Однажды осмелиться», он вышел, потом написала первую часть «Коклико» и снова отвлеклась на роман – «Там, где хочешь». К «Коклико» вернулась года четыре назад. И уже занималась им вплотную. Вдохновляло… разное. Набоков со своими бабочками и высокомерием, про которое говорят. Стихи одного поэта, в котором после разочаровалась. Париж, Марсель…
- Владимир Набоков, отсылки на которого есть в книге, был коллекционером бабочек. Бабочки — как вполне реальные, так и образные, играют большую роль в вашем романе. Вы как-то специально изучали этих насекомых, чтобы так подробно написать о них?
- Конечно. Я теперь еще какой бабочковед! Правда, у меня узкая «специализация»: только экзотические. Но помимо «бабочек» пришлось копнуть столько тем… Фламенко. Нестандартные отношения… про это у вас вопрос ниже… Наркотики. Война на Балканах. Мадагаскар. Квебек. Испания… В Марселе я прошла по всем упомянутым в книге местам…
- В вашем новом романе также можно разглядеть параллели со скандальной трилогией «Пятьдесят оттенков серого». Это случайность или намеренный прием?
- Как ни странно, и то, и другое. «Поиграть с оттенками» я задумала еще давно, когда собирала материал к книге. Бродила по «тематическим» форумам, читала. Это целый мир. Но решиться приоткрыть его читателю… В общем, пока я шла к этим сценам – они не в начале романа – вышли «Оттенки», и я сказала себе – ну видишь, эта тетка, Джеймс, не струсила, не стала оглядываться на «кто что подумает». Ведь в искусстве как – один раз вот так «оглянулся» и – предал свой текст. Ну вот я решила не предавать. Теперь кого-то коробит, кто-то называет книгу «интеллектуальными 50 оттенками», хотя ведь «об этом» там не так много, и все по-делу. Ни убавить, ни добавить, что значит – ни соврать и ни приврать.
- Для продвижения «Коклико» вы использовали необычный рекламный формат — буктрейлер. Можете рассказать подробнее, что это такое?
- Буктрейлер – это как трейлер к фильму, но только он к книге… Странное ощущение, когда актеры играют то, что ты прожил в воображении. И, конечно, это выглядит немного иначе, чем у тебя внутри – не хуже, не лучше: иначе. Мы оставили, в конечном счете, 4 минуты (и это много для буктрейлера), но снимали два полных дня, с профессионалами, вот прямо настоящее кино. Мы нигде не пошли «по-минимуму», у нас даже саундтрек оригинальный. На сайте книги я рассказываю, какие были казусы на съемочной площадке, как у нас, зазевавшихся, чуть не утащили на три тысячи евро аппаратуры, как в последний момент перед съемкой пропала танцовщица фламенко… Казусов и чудес было немало. Насколько важен такой буктрейлер в продвижении книги… я пока не знаю, но время съемок было прекрасным, и надеюсь, это чувствуется, когда смотришь ролик.
- Если бы вам предложили экранизировать этот роман, кого вы бы хотели видеть в режиссерском кресле, а кого — в главных ролях?
- Мысли об экранизации появляются, идеи витают… Но пусть сперва читатель влюбится в книгу, тогда и о кино поговорим.
Беседовала Елена Васильева-Ефремова
Свежие комментарии